В процессах реформирования высшей школы, происходящих сегодня, практически не используется потенциал академических институтов. Однако именно этот потенциал можно использовать для создания образовательной структуры нового типа — сетевого исследовательского естественно-научного университета. С таким предложением выступил член-корреспондент РАН Александр Горбацевич. Стоит обратить внимание на то, что автор проекта одновременно и работает в академическом институте, и руководит кафедрой в высшей школе. Реализация проекта, по его мнению, даст реальные результаты и обеспечит конкурентоспособность России на международном образовательном рынке.
СПРАВКА
Александр Алексеевич Горбацевич
Член-корреспондент РАН по Отделению нанотехнологий и информационных технологий РАН (специальность «наноэлектроника»). Специалист в области физики твердого тела, полупроводниковых гетероструктур и элементной базы микро- и наноэлектроники. Работал исполнительным директором Научно-образовательного центра ФИАН и МИЭТ «Квантовые приборы и нанотехнологии», первым проректором по научной и учебной работе Санкт-Петербургского академического университета — научно-образовательного центра нанотехнологий РАН. В настоящее время — главный научный сотрудник Физического института им. П.Н. Лебедева РАН (ФИАН), заведующий кафедрой «Квантовая физика и наноэлектроника» Национального исследовательского университета «МИЭТ».
На фото: член-корреспондент РАН Александр Алексеевич Горбацевич
Александр Алексеевич, рассматривая столь широко обсуждавшуюся новую модель высшего образования, нельзя не отметить её некомплиментарность относительно сложившемуся в советской системе принципу разделения науки на фундаментальную и прикладную. Решает ли новая модель вечную проблему отечественной науки - доведение разработок до промышленного производства?
Как должны соотноситься такие понятия как фундаментальная наука, прикладная, инновации и образовательная деятельность? Вопрос этот общий, а все ответы на него — для любой организации, для любого коллектива, любого сообщества — сугубо индивидуальные и разные. Например, ФИАН с его передовыми исследованиями — это, казалось бы, чисто фундаментальная наука — именно так всегда воспринимались его роль и миссия. Однако четкой грани между прикладной и фундаментальной наукой нет и здесь.
Новая модель, которая широко обсуждалась, — это модель университетской науки по западному образцу. А там разделения на фундаментальную и прикладную науку нет, в университетах соседствуют естественно-научные и инженерные (например, Electrical engineering) факультеты. И нельзя сказать, чтобы это было в ущерб фундаментальным исследованиям. Научных открытий, нобелевских лауреатов в университетах мира, и особенно в США, как известно, много. И инновационная, и прикладная составляющие там исключительно развиты: всевозможные стартапы, которые буквально на глазах вырастают в гигантов индустрии… И именно в университетской среде там процветает венчурный капитализм. Вот почему ответ на этот вопрос далеко не очевиден. Но модель, которая доказала свою эффективность, существует. И я считаю, что ее нужно просто принять как факт и использовать: проанализировать, адаптировать каким-то образом, приспособить и вписаться.
На рисунке: Структурное сравнение систем образования
Каково место и какова роль тогда в этом процессе академических институтов, таких как ФИАН, да и самой Российской академии наук, в частности?
И Академия, и ФИАН должны заниматься — и занимаются — образовательной деятельностью. При этом, искать новые формы, - отличные от тех, которые сложились и прекрасно себя зарекомендовали в советскую эпоху. Это тем более важно, что после реорганизации 2013 года Академия насущно нуждается в глобальных проектах, которые смогли бы поддержать единство институтов Академии в новых условиях и способствовали бы сохранению единого интеллектуального пространства.
Роль ФИАНа в развитии отечественной науки, его положение и возможности таковы, что он имеет некое «историческое право» на инициативу. То есть право, конечно же, имеют все, однако по пальцам можно пересчитать те места в стране, где подобная инициатива имела бы шансы на благополучное развитие. Одно из таких мест - безусловно, ФИАН. Поэтому, я думаю, имеет смысл начинать и пробовать.
Инновации, трансформации, модернизации… К сожалению, у нас есть печальный опыт, когда всё это заканчиваются просто сломом чего-либо. Поэтому надо попытаться найти такой вариант, чтобы новое возникало в естественной среде. И развивалось.
Зарождение нового качества в привычной среде возможно, и необязательно в результате каких-то конфликтов. У меня, как раз такой опыт есть — в начале 90-х годов я оставил стезю чистого теоретика, и вместе с Юрием Васильевичем Копаевым мы организовали в Зеленограде первый в стране (горжусь, что придумал это название) Научно-образовательный центр «ФИАН и МИЭТ «Квантовые приборы и нанотехнологии». Он и сейчас успешно функционирует, принес массу плодов и, прежде всего, – в области прикладной науки. Сегодня это по-прежнему одна из лучших в стране технологических площадок (гермозон) для создания и исследования полупроводниковых приборов на основе гетероструктур. То есть, всё это никому не помешало, «выросло само».
Сейчас власть апеллирует к научному сообществу с призывом «давайте результат». Возникли всяческие проекты, программы, исследовательские университеты. Пошли деньги — мегагранты, комплексные гранты... Но эффект пока существенно меньше ожидаемого. Однако, именно таким образом властью и обществом был сформулирован запрос на создание университетов мирового класса.
Первые крупные инвестиции в вузы в 2006-2007 гг. были связаны с поддержкой инновационно-образовательных программ вузов (от 400 миллионов рублей до одного миллиарда рублей). Затем появилась программа развития исследовательских университетов (типичный объем финансирования одного исследовательского университета на пять лет - один и восемь десятых миллиарда рублей). То есть деньги вполне достаточные, позволяющие вложить в какую-либо тематику сумму, допустим, в сто миллионов или даже больше. Тем не менее значимых результатов пока не появилось. К этому можно было бы отнестись спокойно и продолжать работать. Однако ситуация в науке непрерывно меняется. Оборудование закупается, но пока сформируется устойчивый коллектив, оно уже становится менее актуальным или вообще морально устаревает. А что дальше? На самом деле это очень тревожный вопрос. И Академия, думаю, должна предлагать какие-то конструктивные инициативы. Это все-таки старейший демократический институт, многократно доказавший свою эффективность.
Как вы представляете участие Академии в этом процессе и, прежде всего, - в образовательной деятельности?
Ожидать, что, несмотря на реорганизацию Академии, которая не прибавила ни уверенности в завтрашнем дне, ни финансовой устойчивости, сотрудники академических институтов просто уйдут в университеты, которые гораздо более «заадминистрированы», не приходится. И здесь есть еще одна проблема — соотношение дееспособных специалистов и — плохое слово, конечно, — «балласта». Ну, понятно же, что в вузовской среде работали и продолжают работать люди, получившие в свое время хорошее образование, но долгое время наукой активно не занимавшиеся. В силу разных причин. Ведь чтобы сохранить форму в тяжелых социальных условиях, требовались какие-то экстраординарные волевые качества. Особенно это касается специалистов, которые связаны с экспериментальной работой. Но все равно они - носители знаний, интеллекта, опыта… Они составляют культурную среду. Так вот, синтез образования и науки позволяет эту проблему как-то смикшировать. А образовательная деятельность в этом плане имеет гораздо более гибкие и широкие рамки. То есть специалист, может быть, уже не функционирует полноценно как исследователь, но такой вот неизбежный в нашей системе переходный период можно и нужно использовать во благо. Он может передать свой опыт, может преподавать. А если возникает какая-то творческая «суета», у людей открывается второе дыхание — в результате общения с заинтересованной и мотивированной молодежью. Такие примеры есть. И поэтому, если бы хотя бы некоторые академические институты структурно вошли в общий учебный процесс, это существенно изменило бы всю атмосферу — больше молодых лиц, дополнительная осмысленность жизни и источник интеллектуального удовлетворения у старших.
То есть можно представить, что это не ограничится более широким участием учёных РАН в работе со студентами и аспирантами, а повлечет за собой существенные изменения в структуре и функциях институтов?
Да, это требует, конечно, и серьезных организационных мер, направленных на изменении роли и места академических институтов в образовательной системе страны. В настоящее время закреплен законодательно и практически реализован переход на двухуровневую систему высшего образования. С этим напрямую связан и вопрос о месте академических институтов в образовательном процессе в стране. В прежней системе «специалист—аспирантура» в какой точке мог войти в этот процесс академический институт? Очевидно, только с уровня аспирантуры, потому что заниматься общеобразовательной подготовкой, учить дифференцировать-интегрировать, конечно, никаких резонов не было. Это давалось на уровне высшей школы.
Теперь же подготовка магистров в значительной степени должна иметь характер (или, по крайней мере, признаки) подготовки исследователей. А вопрос о месте академических институтов в новой структуре высшего образования вовсе не так очевиден. Полагаю, уже с магистратуры нужно начинать этот процесс. Безусловно, человек, получающий степень магистра, должен обладать навыками исследователя (как и во всем мире). Но, с другой стороны, — это распространено на Западе — должна быть и аспирантура без магистратуры (немного продолжительнее, - пятилетняя). То есть исследовательский процесс, как элемент образования, начинается уже после уровня бакалавра.
Включение в этот процесс академических институтов — сложный организационно-административный вопрос. Хотя мы знаем, что прецедент уже есть — академический университет Жореса Ивановича Алфёрова (Санкт-Петербургский академический университет — научно-образовательный центр нанотехнологий РАН), где я последние годы работал. Но там-то как раз было прямое распоряжение правительства о том, чтобы передать университету функции подготовки магистров. Я считаю, - это, безусловно, удачный опыт. Он логично вытекает из всей истории, из современного состояния академических институтов.
Переход к новой модели высшего образования, новой «технологии» образования мог бы быть наиболее эффективно реализован именно на базе академических институтов. «Технология» эта является болезненной практически для всех традиционных высших учебных заведений. Но в новой образовательной академической структуре она может совершенно неожиданно оказаться очень эффективной и продуктивной.
В чем же главная особенность этой модели образования с точки зрения процесса?
Это кредитно-модульная система образования, которая должна позволить студентам выстраивать индивидуальные образовательные траектории. То есть учебный план приобретет более индивидуализированные черты. Студенты выбирают себе предметы на год. И чем дальше, тем больше свободы выбора.
Что такое модуль? Это дисциплина, или часть большой дисциплины, или несколько дисциплин, тематически близких. И далее из них, как из лего, формируется некий узор или выстраивается пирамидка. При этом каждый модуль имеет свою трудоемкость. Принятая в Европе условная единица трудоемкости — кредит (credit). Для того, чтобы студент закончил учебный год, его учебный план должен иметь трудоемкость не менее шестидесяти кредитов. Все очень просто. Они должны быть совместимы, но вопрос совместимости более важен на низших ступенях. Кредитно-модульная система действует с первого курса, но степень свободы выбора там может быть поменьше.
Как это может сработать в наших условиях, ведь в России очень глубокие традиции транслирования знаний, ориентированные на ментальные особенности нации?
Для нас это непривычно, но по этим принципам уже начинает жить наша высшая школа. Полностью реализовать идею свободы формирования образовательной траектории в наших вузах, университетах сложно. И в первую очередь из-за социального фактора. Все штатные преподаватели должны преподавать, и никуда от этого не денешься. А это означает, что все-таки эти индивидуальные образовательные траектории будут не очень индивидуальными. И возможность выбора будет очень ограничена.
А при построении процесса обучения на базе академических институтов, свобода выбора может быть теоретически безграничной. Это будет естественным и не потребует каких-то затрат, не потребует коренной ломки. Необходимо лишь определенное организационное сопровождение. И никакой трагедии не произойдет, в отличие от вуза, если чьи-то модули не будут выбраны. Это абсолютно не критично ни для людей, ни для организации. Много специалистов, ученых Академии наук занимается преподаванием, но я не думаю, что для кого-то это основной источник средств существования. Скорее, это некая миссия, способ пополнения научной группы, важная функция удовлетворения потребности в общении с молодежью… Опять же, повторюсь, это не потребует больших затрат.
Такой подход ничему не противоречит и открывает совершенно фантастические возможности для реализации мобильности студентов. Ведь если мы в эту систему включаем широкий спектр академических институтов, то в принципе можно один год учиться в Москве, на полгода поехать в Петербург, на три месяца — в Новосибирск, и закончить магистерское обучение в академическом глобальном университете, допустим, во Владивостоке. Такие возможности предложить в мире никто не может, безусловно.
И по набору направлений институты, думаю, вполне конкурентоспособны. Может быть, это вообще единственный шанс России предложить на мировом образовательном рынке что-то конкурентоспособное. Этому может способствовать также грядущая реструктуризация академических институтов подведомственных ФАНО.
Сегодня институты, подведомственные ФАНО, обладают огромным кадровым потенциалом: более 10000 докторов наук, более 24000 кандидатов наук. Существует редкая возможность для создания в России с опорой на этот огромный потенциал новой формы интеграции науки и образования, отвечающей основным мировым тенденциям в этой области и опирающейся на уникальные исторические особенности нашего развития. Речь идет о сетевом исследовательском Академическом университете, действующем в масштабе всей страны на базе всех академических институтов естественно-научного и инженерно-технического профиля подведомственных ФАНО и предоставляющем научно-образовательные услуги мирового класса. Принципы организации такого университета: распределённый – без кафедр, мобильность в масштабе всей страны, гибкий предельно современный учебный план и, соответственно, гибкий кадровый состав с возможностью мягкой реинтеграции диаспоры.
Модель Академического университета науки и технологий показывает возможный путь решения трудной дилеммы современного образования: как создать его новые формы, не порывая с традициями и опираясь на лучшие достижения прошлого, многие из которых связаны с Академией наук.
В. Жебит, АНИ «ФИАН-информ»
