В 2012 году исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося ученого, академика Евгения Львовича Фейнберга. Академик Леонид Вениаминович Келдыш рассказал о своем коллеге и друге во вступительном слове на научном семинаре, посвященном юбилею, в Физическом институте им. П.Н.Лебедева.

На фото: Леонид Вениаминович Келдыш

    Евгений Львович был патриархом и советской и российской физики. И в первую очередь, патриархом теоретического отдела ФИАН.

    Он пришел к Игорю Евгеньевичу Тамму в аспирантуру в 1935-м году. С учетом трех лет в аспирантуре, с теоретическим отделом ФИАН он был связан ровно 70 лет. То есть практически всю свою научную жизнь он провел здесь.

    Когда И.Е.Тамм заболел и перестал приходить в институт, семинар теоретического отдела стал вести Евгений Львович. Е.Л.Фейнберг был одним из первых и наиболее существенных представителей школы Игоря Евгеньевича Тамма. Примерно шестьдесят лет тому назад, когда я сам впервые пришел в конференц-зал ФИАН, теоретический отдел был гораздо меньше, чем сейчас. Весь состав, если я не ошибаюсь, включал всего человек пятнадцать, не считая нескольких аспирантов. В числе этих пятнадцати, наряду с самим Игорем Евгеньевичем, было представлено старшее поколение его его учеников или Таммовская школа первого уровня. Это были Виталий Лазаревич Гинзбург, Семён Захарович Беленький и Евгений Львович Фейнберг. Значительная часть остального состава теоретического отдела были непосредственными учениками этих трех. Наряду с другими названными людьми Евгений Львович сыграл ключевую роль в сохранении и передаче духа и традиции Таммовской школы.

    Если говорить о его научной деятельности, то начал он с ядерной задачи. А именно, он решал задачу о дополнительной ионизации атома в процессе бета-распада. Это была кандидатская диссертация Евгения Львовича. И по существу, с того времени физика элементарных частиц и физика высоких энергий стали основным делом его жизни. Хотя в целом, будучи теоретиком весьма широкого профиля, он занимался очень разными задачами.

    В частности, в военные годы, когда требовались именно практические результаты, он посвятил довольно много времени задаче о распространении радиоволн вдоль земной поверхности. Проблема дифракции радиоволн на шаре – если считать Землю шаром – уже была решена. А вот задача о распространении волн вдоль реальной поверхности и дифракции этих волн, оказалась очень нетривиальной. Но Евгению Львовичу, совместно с несколькими коллегами, в том числе Виталием Лазаревичем, удалось ее решить.

    Одним из наиболее нетривиальных результатов этой задачи стал тот факт, что для того, чтобы иметь оптимальную связь, вовсе не обязательно стремиться минимизировать расстояние от источника до приемника, потому что распространение радиоволн вдоль нерегулярной поверхности носит тоже, в общем, не вполне регулярный характер. В частности, выбирая окружение для приемника, можно существенно оптимизировать условия приема. Например, оптимальным оказывается близость к хорошо проводящим участкам, скажем, к морским берегам.

    Примерно через тридцать лет после этого аналогичная задача возникла в оптическом эксперименте. Когда было обнаружено явление так называемого гигантского комбинационного рассеивания, и выяснилось, что некоторые молекулы, абсорбированные на поверхности твердого тела, могут иметь сечения комбинационного рассеяния на несколько порядков выше, чем в свободном состоянии, было не сразу понятно, что это связано с тем,  что поверхность твердого тела не вполне регулярна. И если молекула абсорбирована около какого-то проводящего острия, то там концентрируется электрическое поле, и, в силу нелинейности задачи, интенсивность процесса увеличивается на порядки.

    После этого, также в те же военные годы, Евгений Львович внес весьма существенный вклад в развитие акустики. Он решал задачу о выделении сигнала на фоне шумов. Задача сейчас весьма традиционная и многими решаемая, но с помощью методов статистической радиофизики, которой в те времена не было. Е.Л. Фейнберг стал одним из пионеров, кто использовал аппарат корреляционных функций и корреляторов для решения этой задачи. То есть использовал те методы, которые стали рутинными опять-таки лет через тридцать.

    Однако после этого он снова вернулся к физике высоких энергий и космическим лучам. Начал с некой, условно говоря, побочной к физике высоких энергий задачи - задачи о вариациях космических лучей, но потом довольно быстро перешел к вопросам принципиальным. В частности, одним из первых направлений его деятельности были когерентные неупругие процессы. А одна из наиболее известных работ – работа о дифракционной диссоциации ядра дейтерия – дейтона. До этого было известно, что дейтон, рассеиваясь на ядрах, вообще говоря, может диссоциировать, так что один из его нуклонов просто застревает в ядре, а второй улетает, то есть дейтон разваливается. Однако выяснилось, что существует другой процесс, в ряде случаев доминирующий. Он состоит в том, что дейтон разваливается, но находясь не в ядре, а на довольно большом от него расстоянии. Это происходит из-за того, что ядро выступает в роли непрозрачного экрана. Оно может развалить или поглотить дейтон, но из-за того, что дейтон – это волна, происходит дифракция его на экране, в процессе которой дейтону передается импульс уже во всей волновой зоне, а не только когда он попадает прямо в ядро. В силу малой энергии связи дейтона этот переданный импульс вполне может его развалить, что и происходит.

    Эта задача стала в каком-то смысле стартовой для дальнейшей деятельности Евгения Львовича, потому что на ее примере он проанализировал вопрос, который, казалось бы, был забыт. Это вопрос о пространственно-временных масштабах области формирования или области когерентности какого-то процесса. В предыдущей задаче было видно, что именно благодаря явлению дифракции и волновой природе, процесс, казалось бы, чисто ядерный – развал дейтона – на самом деле происходит вне ядра. Оказалось, что таких процессов, при которых в силу каких-то кинематических или других ограничений, переданный импульс мал по сравнению с импульсом частицы, довольно много. В этом случае область когерентности, в которой все происходит, гораздо больше, чем радиус взаимодействия.

    Это только малая часть явлений, которые рассматривал Евгений Львович. Перечислить их все очень сложно. Что касается стиля его работы, то он умел сочетать достаточно строгую теорию с чисто качественным анализом и построением достаточно прозрачной и наглядной физической картины этого явления. Такое доступно далеко не всем.

    Очень многие из нас помнят Евгения Львовича не только как профессионала, но как человека гораздо более широкого. Я бы сказал, что для многих из нас Е.Л. Фейнберг является образцом человека высокой культуры и высокой интеллигентности. Проявлялось это буквально во всем. В том числе даже и в его внешнем виде. Он был, я бы сказал, импозантным, но в тоже время не вызывающе импозантным, потому что просто импозантность могла бы в среде научных сотрудников вызвать некое отторжение. Евгений Львович естественно вписывался в эту среду, но выглядел он, я бы сказал, гораздо более интеллигентным человеком, чем многие из нас. Проявлялось это и в его поведении, в его отношении к людям, всегда доброжелательном и деликатном. За пятьдесят лет общения я не могу вспомнить ни одного случая, когда Евгений Львович повысил бы голос. Он всегда разговаривал естественно и спокойно, хотя переживания по очень разным вопросам бывали и у него, и весьма сильные.

На фото: Евгений Львович Фейнберг

    Все эти проявления, конечно, базируются на глубокой внутренней культуре Е.Л. Фейнберга. Многие знают о его интересе к искусству. Но опять-таки, интерес к искусству среди научных работников не является таким уж уникальным явлением. Когда-то один из американских коллег мне сказал, что американские физики-теоретики делятся на меломанов и альпинистов. Так вот, Евгений Львович, в отличие от Игоря Евгеньевича Тамма, альпинистом не был. Но и слово «меломан» к нему тоже не вполне подходит. Он любил музыку, интересовался поэзией, но больше того, он размышлял на эти темы и пытался понять их значение для человеческого общества. Многие, наверняка, знают его книги, например, «Две культуры», которая посвящена вопросам соотношения искусства и науки, их родству и различиям, природе нашего понимания и знания. По существу, это библейский вопрос - «Что есть истина?», и Е.Л. Фейнберг рассуждал об этом.

    После смерти Евгений Львовича на сайте журнала «Успехи физических наук» было опубликовано «Кредо» Е.Л. Фейнберга, известное немногим. Решение выложить это в публичный доступ принадлежало Виталию Лазаревичу.

    Насколько я понимаю, Евгений Львович сам озаглавил этот рукописный текст. В целом, это размышления, как там прямо сказано, о смысле жизни. О том, зачем человек живет, и что есть цель нашего существования. Вопрос, конечно, спорный, решения не имеющий, но, в общем, вопрос о тех принципах, которыми должен руководствоваться человек, по мнению Евгения Львовича. Этот текст при жизни Евгения Львовича никогда не публиковался, поэтому его, конечно, нельзя воспринимать как некую законченную точку зрения. Возможно, это просто некий этап размышления на тему. Но из него явно видно, какой глубины вопросы ставил перед собой Евгений Львович.

    В связи с этим я хотел вспомнить последний доклад Е.Л. Фейнберга в конференц-зале ФИАН. Это было на семинаре Виталия Лазаревича, в среду. Доклад был двухчасовой, что не типично, потому что Гинзбург обычно ставил два-три, а то и четыре доклада на один семинар. А Евгению Львовичу он предоставил эти два часа для доклада «Об эволюции философии физики». В силу истории нашей страны и истории науки в ней, наше отношение к философии, скорее, скептическое, поэтому далеко не каждый из нас решился бы публично выступать на эту тему или писать, как делал это Евгений Львович в отношении искусства и науки. Для этого нужно быть крайне интеллектуально смелым человеком. И Е.Л. Фейнберг был именно таким.

С. Чуваева, АНИ "ФИАН-Информ"

20.12.2012