Все-таки закон пиара «Пошуми – тебя заметят» действительно работает во всех сферах деятельности. Нас столько лет уверяли, что в стране не осталось никакой науки. И тут вдруг – реформа РАН. Так что же, наука у нас существует?! Иначе как можно реформировать то, чего нет? Так, неожиданно для себя, благодаря большому шуму в СМИ и Интернете, российское общество выяснило, что наука в России все-таки существует. Другой вопрос – как…

    Кстати, именно этот вопрос меньше всего и затрагивают. Обратите внимание, везде и всюду рассказывают о возрасте ученых (им же не 100-метровку бежать на «золото»!), об индексе цитируемости (кому он нужен, кроме писателя?!), об отсутствии прикладных результатов (куда их прикладывать?!)… но НИГДЕ не говорится о тех условиях, в которых ученые работают с начала 90-х. И дело даже не в обветшавших помещениях и давно устаревшем оборудовании, а в отсутствии и того, и другого… На очередном из научных семинаров, регулярно проходящих в ФИАН, один из приглашенных ученых в области физической химии рассказывал как детективный анекдот как он провозил через границу специализированные химреактивы, необходимые для научных исследований. Причем реактивы, купленные за свой счет. А здесь он их приобрести не может – нет такой статьи расходов, да и слишком дорого это по меркам институтского бюджета…

    Размышляя о нынешней ситуации вокруг российской науки – требования «давай результат», упреки в нерезультативности и неэффективности, сетования на закрытость (точнее – обособленную клановость) научного сообщества и т.п., – я вдруг вспомнила один эпизод из своей жизни.

    Когда моей дочери было года три-четыре, она увидела в аэропорту, как один из прибывших пассажиров снимал в банкомате деньги. До этого подобный процесс проходил мимо нее, поэтому, вполне естественно, ее сильно заинтересовало – а что же это такое? На мое объяснение, что это специальный аппарат, куда вставляется карточка, а он выдает деньги, дочь сказала: «Мам, а давай тоже заведем такую карточку – чтобы у нас всегда были деньги сколько и когда надо»…

    К чему этот рассказ? Почему-то ни у кого не вызывает сомнения, что для того, чтобы получить от банкомата деньги, надо сначала их вложить в свой счет. Это уж не говоря об обслуживании и счета в банке, и сети банкоматов… А вот мысль о том, что для того, чтобы получить результаты от научной деятельности, надо сначала вложить в науку средства, и притом немалые, дать соответствующее образование будущим ученым, создать социально-политически-экономический режим благоприятствования для успешного функционирования – это все как-то остается «за бортом». Никто не вспоминает, что знаменитая Силиконовая долина стала приносить результат только через 15-20 лет после ее основания, что все это время в нее просто вкладывали деньги без какого-либо существенного отклика, в ожидании будущих прорывов.

    Но это не наша история. Нам сначала подавай золотые горы россыпью, а уж потом мы будем в этих горах рудники создавать. Не наоборот, как положено, а именно в такой последовательности. У нас почему-то считается вполне нормальным, что ученый получает зарплату в районе 30 тыс. рублей (и это доктор наук!), финансирование научных проектов идет зачастую за счет личных средств этих же ученых, а государство, предприниматели и др. инвесторы-заказчики говорят: «Ну, ты делай, а мы потом посмотрим – стоит ли в это вообще что-то вкладывать».

    Однако так никогда не получится ничего более-менее путного. Науке нужны не только карандаш и бумага, но и экспериментальная база, притом весьма и весьма недешевая. Только тогда наука начнет приносить не только теоретические, но и прикладные результаты. Одним только карандашом в космос ракету не запустишь! Думаю, если у кого-то это получится – ученые всего мира будут считать такого новатора величайшим гением…

    Сказать, что у нас ничего вообще не делается – нельзя. У всех на слуху результаты последних реформ – в армии. Но вот вопрос. Сколько еще и в каких сферах надо провести реформ, чтобы наконец-то понять: лучше сначала подумать, силами специалистов создать проект, опробовать заложенные в нем новые идеи, затем делать; если хочешь получить результат – обеспечь его выполнение всем необходимым, а не перестраивай и ломай! Сейчас собрались очередную перестройку и, более чем очевидно, с тем же результатом провести с реформированием науки. Кто следующий на очереди? ...

    Однако, несмотря на эти «тонкости» российская наука жива. Ученые думают, творят, изобретают и ищут возможности реализовать свои замыслы на практике. Только вот все реже и реже остатки нашей промышленности обращаются к ним за помощью – они тоже слышали, что в России науки нет…

    А ведь на бóльшую часть волнующих всех вопросов о будущем страны наши ученые готовы ответить. У них есть решения и по развитию промышленности, и по модернизации военно-промышленного комплекса, и блестящие инновационные научно-технические идеи... Но к ним почему-то обращаются только иностранные коллеги, чтобы внедрить у себя. А ведь имеющиеся научные, в том числе и прикладного характера, идеи рассчитаны не только и не столько на «здесь и сию минуту», а на далекую перспективу, на долгосрочное и стабильное развитие государства.

    Как часто в прессе нам приходится читать «британские ученые установили…», «американские ученые открыли…» и невольно задаваться вопросом – а мы-то где? Неискушенному в научных сферах читателю начинает казаться, что действительно в России не осталось ни науки, ни ученых. И читателю становится «За державу обидно», как говорил незабвенный Верещагин. Только вот нигде в подобных статьях не говорится о двух вещах. Во-первых, эти так называемые открытия – не открытия, а пыль в глаза. О настоящих, значимых, прорывных открытиях и технологиях молчат до тех пор, пока их не предъявят миру в действии. А, во-вторых, большинство иностранных научных групп наполовину состоят из наших соотечественников, которые получив здесь образование и став «результативными» в научном плане, не найдя применения в своем отечестве, едут работать за границу.

    Впрочем, ничего нового в данной ситуации нет. В этом плане в России все стабильно и не меняется со времен царя Гороха. Российская наука всегда зависела от политической ситуации в государстве. Например, царь Петр считал, что российские мастеровые ни на что не способны, и надо звать «агличан и немцев». А история создания Академии наук! Если бы не фаворит Елизаветы и ее любимая фрейлина, то бедный Ломоносов так до сих пор бы и доказывал, что в России наука есть. А уж советский период…

    Недавно по одному из телеканалов рассказывали о развитии ядерной физики в СССР, где, в частности отмечалось, что работы наших ученых в области расщепления ядра были сильно приторможены отсутствием понимания у Сталина важности этих работ. А раз они не важны, то и не нужны… Вот и занимались наши ученые этим потихоньку, почти на свой страх и риск.

    В 1949 году полезность и важность ядерной физики была очевидной даже для руководителей страны, но решили разогнать тех, кто тратил народные деньги на изучение каких-то плодовых мушек-дрозофил.

    Еще один из эпизодов – создание вычислительной техники. Мало кто из нынешней молодежи знает, даже удивляются, услышав об этом, но к 80-м годам советские БЭСМ имели характеристики, на которые современные ПК вышли только к концу 90-х! Однако кто-то там в ЦК КПСС решил, что мы не умеем делать компьютеры, все разработки были остановлены, а страна «подсажена на иглу» импортных ЭВМ. В результате – имеем то, что имеем. И таких примеров можно найти великое множество, если задаться целью.

    Если спросить у современных российских ученых, они приведут огромный список уже похороненных перспективных проектов (например, УНК в Протвино на несколько лет опережал LHC) и еще бóльший список – стоящих в очередь на похороны. Как часто они с болью говорят: «Эх, если бы дали возможность спокойно работать, мы бы…» И не пришлось бы никого догонять, за нами бы не угнались. Но в России все по-прежнему стабильно – ну нет у нас ни своих мастеровых, ни своей науки…

    Знаете, в древнем Багдаде был обычай. Каждую ночь по улицам ходил сторож с колотушкой и кричал «в Багдаде все спокойно!», чтобы люди не волновались и мирно спали. И неважно, что где-то разбойники грабили караваны, целые аулы вымирали от чумы, а бедняки считали каждую каплю питьевой воды – уж слишком она дорогая. Главное, что звезды пророчили успех и процветание, а «в Багдаде – все спокойно»…

Е. Любченко, АНИ «ФИАН-Информ»

    Во время недавней встречи С.С. Собянина с руководством РАН в Троицком технопарке ФИАН одним из ее активных организаторов и «хозяев» был и Глава г.о. Троицк Владимир Евгеньевич Дудочкин, который согласился ответить на несколько вопросов «ФИАН-Информ» и рассказать о своем взгляде на российскую науку и события вокруг нее.

    – Владимир Евгеньевич, расскажите, пожалуйста, что для г. Троицка значит ФИАН и его Троицкий технопарк.

    В.Е.: Вообще, ФИАН – не только Троицкая площадка, но и весь институт, – это достояние всей нашей страны. Я недавно был в ФИАНе, видел там портреты российских Нобелевских лауретов по физике, и обратил внимание, что большинство Нобелевских лауреатов, которые были у нас в стране – это люди, которые работали в ФИАНе. К тому же нельзя забывать, что некоторые разработки, которые в настоящее время здесь реализуются, вообще не имеют аналогов в мире. Поэтому, это – гордость и нашего города, и всей страны. Совсем недавно мы присвоили звание Почетного жителя города П.А. Черенкову, у нас будет улица, названная в его честь.

    ФИАН имеет большое значение не только для страны в целом, но и для нашего города: здесь работает очень много  жителей Троицка. Раньше, конечно, контингент был больше, чем сейчас… Однако то, что в последнее время на территории города ФИАНовская площадка стремится реструктурировать свою жизнь, в том числе и путем организации технопарка, – первый шаг к тому, чтобы здесь вновь ожила научно-инновационная жизнь. Это также немаловажно.

    – С Вашей точки зрения, Соглашение о сотрудничестве между мэрией Москвы и Академией наук – насколько это важно и актуально?

    В.Е.: Насколько мне известно, подобное соглашение уже было подписано предыдущим президентом Академии. Хорошо, что такое соглашение будет подписано и со вновь избранным президентом… На самом деле для того, чтобы реализовать это соглашение, необходимо много совместной работы обеих структур. Для этого и создаются различные рабочие группы, для этого работает Департамент промышленности и науки г. Москвы, чтобы это соглашение не стало просто формальным. Для Троицка это событие имеет особый характер: в этом документе проект развития инновационного территориального кластера на базе нашего наукограда будет официально провозглашен как приоритетный для  сотрудничества г.Москвы и РАН в сфере создания и развития объектов инновационной инфраструктуры.

    – Нельзя обойти стороной одну из нашумевших в последнее время тем – реформу РАН. Каково Ваше мнение об этой реформе как градоначальника «наукограда»: насколько это целесообразно и к чему может привести?

    В.Е.: Конечно, сначала для всех это было некоторым шоком: решение, было принято быстро, без подготовки. При таких темпах, такой внезапности всегда существует опасность, что все будет реализовано неправильно, какие бы благие намерения ни закладывались в тот или иной шаг. И высказанные за последнее время многочисленные опасения в этом отношении во многом обусловлены последними событиями, например, вокруг Министерства обороны. Поэтому у всех в умах сразу рисуются такие же неприглядные картины, что то же самое произойдет и с Академией наук. Поэтому первая реакция была такая настороженная.

    Сейчас, анализируя ситуацию и дальнейшие пути развития, те правки, которые вносятся как законодателями, так и Академией наук, можно надеяться на более благоприятный исход. Например, тот факт, что Агентством, которое будет управлять имуществом Академии, будет руководить президент Академии – на самом деле хоть какая-то гарантия, что все имущество институтов не будет разбазарено.

    Но есть также и другой взгляд на вещи: имущество РАН должно эффективно работать. И пример такого эффективного функционирования мы видим в Троицком технопарке ФИАН. Институт приглашает к себе компании, которые размещаются на территории ФИАНа, работают достаточно эффективно, известны примеры успешного сотрудничества института и приглашенных компаний… И для города это очень важно. Потому что подобные «альянсы» позволяют развиваться и городу: компании – городские резиденты; в результате их деятельности идут отчисления в городскую казну в виде налогов. И Троицк продолжает оставаться научной столицей. Поэтому, если это имущество будет действительно эффективно использоваться, тогда может в рамках реформы всем будет хорошо…

    В любом случае, я думаю, что стороны найдут компромиссные и устраивающие всех решения по этому сложнейшему вопросу.

    – То есть вопрос не в реформе, а в том – как она будет осуществляться?

    В.Е.: Конечно. Проблема в том, что на сегодняшний день в предложенном законе не прописаны четко механизмы и функционалы структур, и когда они будут потом уже реализовываться, будет уже поздно что-либо менять. Поэтому, скорее всего, и претензии состоят прежде всего в том, что слишком много вопросов возникает и остается без ответов при попытке работать в соответствии с предлагаемым законопроектом.

    А в принципе, если посмотреть отвлеченно на эту реформу, на источник возникновения идеи реформирования, там, по моему счету, ничего страшного не должно произойти. Если ее реализовывать по-честному, как положено. Но у нас почему-то всегда сначала рисуются такие черные картины… Видимо, опыт нас научил, что положительного в этом мало, всегда какие-то отрицательные последствия возникают при реформах…

Е. Любченко, АНИ «ФИАН-Информ»

================================

    Краткая справка

    Дата образования Троицка относится к XVII веку, однако более точное датирование затруднено из-за различий в исторических летописях.

    Долгое время Троицк оставался небольшим фабричным поселением. Вторую жизнь Троицку дало строительство Московской геофизической обсерватории в 1938 году. Можно сказать, что с этих пор у города появилось новое направление развития как города ученых и новаторов. В 1977 году Троицк получил статус города. В 2007 году Троицку был присвоен статус наукограда – муниципального образования, имеющего высокий научно-технический потенциал, с градообразующим научно-производственным комплексом.

    На сегодняшний день на территории г. Троицка действует 10 научно-исследовательских центров, среди которых как ставшие в советское время градообразующими институты РАН (ИЗМИРАН, ТРИНИТИ, ФИАН, ИСАН, ИФВД, ИЯИ), так и более «молодые» Отдел перспективных лазерных технологий Института проблем лазерных и информационных технологий (ОПЛТ ИПЛИТ) и Технологический институт сверхтвердых и новых углеродных материалов (ТИСНУМ), появившиеся уже в конце XX века.

    С 1 июля 2012 года Троицк включен в состав г. Москвы как один из городских округов. Учитывая исторические корни развития города как научно-исследовательского центра, в настоящее время разрабатываются проекты по созданию на его территории наукоёмких производств и строительству университетского городка.

    В.Е. Дудочкин возглавляет г. Троицк с 2011 года.

    Директор Физического института им. П.Н. Лебедева РАН, председатель Совета директоров РАН, Геннадий Андреевич Месяц дал агентству ФИАН-Информ интервью, в котором изложил собственный взгляд на события, происходящие вокруг Академии наук, синопсис которого предлагается для широкой аудитории.

    Знал ли я о том, что сейчас называют правительственной «реформой РАН»? Да, знал, узнал об этом весной, что готовится страшный проект реконструкции РАН, но не знал деталей. Президент РАН точно знал, и еще, по крайней мере, два вице-президента. Знал и о злосчастном мартовском письме о передаче ряда ведущих физических институтов из РАН в Курчатовский институт. Сразу же начал говорить об этих угрозах, выражать тревогу в своих выступленияхв Думе, в Академии, на учёном совете ФИАН, на телевидении… Ведь результатами Курчатовского института особо не похвастаешься, вот и остается только добиться присоединения академических институтов и выдать их результаты за свои.

    И вся наша весенняя работа по подготовке выборов президента РАН, смене руководства, выработке программы развития Академии была попыткой представить альтернативу. Мы не успели…

    Не зря Фортов во время первой встречи с Путиным просил: дайте мне год, а потом судите…

    Разумеется, одна из главнейших проблем – финансирование. Однако, добиваться роста прямого бюджетного финансирования на ближайшие годы было нереально. Все последние годы – 2011, 2012, 2013 – бюджет Академии стоял на месте, а инфляция никуда не делась, и de facto финансирование уменьшалось. Естественно, приходилось размышлять о том, как получить дополнительные ассигнования, как получить какие-то заказы от компаний, от промышленности, от оборонки.

    Это всё как раз и входило в программу В.Е.Фортова: самый первый вопрос – каким образом добывать деньги для Академии, каким образом использовать имеющиеся возможности (кстати, очень большие), и кадровый потенциал, и площади, и имеющееся оборудование. Наметилась целая серия мероприятий по заключению контрактов с промышленными предприятиями, коммерческими компаниями и оборонным комплексом России. Среди них было очень перспективное предложение Сибирского отделения РАН о разработке новых принципов использования запасов нефти в Восточной Сибири. Далее, в С.-Петербурге, например, были проведены прекрасные проработки по полупроводниковой электронике, мощной электронике для энергетики.

    Очень интересные задумки и дела связаны с космосом. Запущен спутник, на базе которого реализуется программа «РадиоАстрон», готовится новый космический мега-проект «Миллиметрон», идёт финансирование от Роскосмоса. Можно было бы привести и множество других примеров.

    Если говорить собственно о ФИАНе, то, например, сейчас обсуждается проект создания сверхсильного магнита – самого сильного в мире магнита – мощностью 100 Тл. Имеется и очень много других проектов. Стоит напомнить, что такие проекты важны не только собственно для науки, но и для экономики – заказы Академии наук создают спрос на самые передовые технологии и изделия.

    Давать эти идеи в расчёте только на бюджетные деньги мы не всегда можем, поэтому, естественно, большое значение имеет международное сотрудничество. В рамках международного сотрудничества у нас большие сдвиги по созданию новых протонных ускорителей для медицины. Институты РАН, и ФИАН в том числе, внесли огромный вклад в исследования ЦЕРН по обнаружению бозона Хиггса.

    Одна из проблем Академии наук связана вот с чем – возраст руководителей науки уже достаточно большой, но мы не можем мириться с тем, что государство не может дать им нормальную пенсию. Отправлять людей, по книгам которых учится весь мир, на совершенно ничтожную пенсию… – это скорее похоже на людоедство. Так что предполагалось создать пенсионный фонд, речь, кстати, идёт не о столь уж больших деньгах. Всё это – при условии, что учёные будут иметь и какую-то долю официальной ставки, у них будет рабочее место, телефон, возможность работать по договорам, преподавать, – то есть то, к чему надо стремиться в нормальных условиях нормальной страны. Эта идея уже обсуждалась с финансистами.

    Кстати, следует помнить, что для учёных – членов Академии наук, которые трудятся на постоянных ставках, никакого возрастного ценза быть не может. У нас, к примеру, есть академик Т.И. Ойзерман. Он недавно написал совершенно потрясающую книгу по философии, называется она «Юность марксизма». Там – о корнях марксизма, – откуда шло всё то, что мы связываем с этим учением. Так вот, Т.И. Ойзерману скоро – 100 лет, но по живости ума, глубине интеллекта он превосходит многих молодых.

    Следовало бы вспомнить выдающегося астрофизика Стивена Хокинга, чей образ неразрывно связан с инвалидной коляской особой конструкции. Этот человек не может говорить и двигаться, у него работает только голова и один палец. При помощи только одного этого пальца он печатает и синтезирует свою речь, оставаясь образцом учёного, находящегося на переднем крае науки.

    Я к чему это? К учёному, который много лет занимался наукой, обладающему огромным потенциалом знаний и идей, нельзя подходить с обычными мерками – возрастными, медицинскими. К нему нельзя относиться как к отработанному материалу.

    Почему мы должны беречь старшее поколение – мэтров науки? Ведь когда к ним приходит молодой специалист, именно мэтр может подсказать: копай здесь, копай глубже, копать придётся долго, но найдёшь настоящий бриллиант. И мне, помнится, мой учитель, профессор А.А. Воробьёв – ректор Томского политеха, когда-то убеждал: занимайся высоковольтной наносекундной тематикой. Здесь можно стать доктором… и даже членом-корреспондентом, говорил он. Даже странно, что сейчас приходится напоминать о таких общеизвестных вещах. Как-то встречался с одним журналистом – моим старым знакомым ещё по Екатеринбургу – он приезжал ко мне. И была сказана такая фраза: «У нас в стране, порой, официально высказывается ненависть к старикам, женщинам и инородцам. Вам не кажется, что в этом есть что-то от фашистской идеологии?».

    Возрастная проблема в науке, конечно, очень важна. Нужно уметь использовать тот фантастический источник знаний, носителем которого является старшее поколение учёных. Их никакие компьютеры не заменят. Нужно искать способы, помогающие обеспечивать преемственность науки, сберегать ту драгоценную российскую творческую среду, которая способна бесконечно генерировать идеи и таланты. Это отнюдь не противоречит поддержке молодых талантливых людей.

    Но мы рассчитывали не только на то, что представим наши идеи, нашу программу правительству; рассчитывали и на встречное движение. Вспоминаю всю свою карьеру – всю жизнь работал на воплощение в жизнь интересов государства. Это было и в Сибири, и на Урале, и в Москве. Обосновывал то, что считал важным, добивался принятия государственных решений и создавал установки, которые были средоточием передовых технологий на мировом уровне. Пусть на научном поприще, но могу назвать себя солдатом государства.

    Академия наук может решать крупные государственные задачи. Мы готовы их обсуждать и ставить вместе с представителями министерств, крупных корпораций. Для меня самое важное – не потерять те знания и умения, которые есть в РАН. Мы не можем опуститься ниже того, чтобы не понимать, что делается в мире. Со всеми людьми в России, кто считает, что это важно, готов сотрудничать и искать любые компромиссные решения. В Академии несколько более 400 институтов. Не так важно, сколько у них публикаций, как то, что там сохранены знания. Не дай Бог что-то посчитать неважным или ненужным. Скажем, какая прибыль может быть от орнитологии и какие мировые достижения? Однако затем настает птичий грипп и оказывается, что нужны люди, которые владеют информацией о маршрутах птичьих перелетов…

    Тот проект реформы Академии, который существует сейчас, в начале августа, не соответствует государственным интересам России. И мы делаем все, чтобы это доказать.

По материалам АНИ «ФИАН-Информ»

    Один из работающих в ФИАНе членов пока еще существующей РАН – Николай Николаевич Сибельдин, посвятивший свою научную карьеру экспериментальным исследованиям в области физики полупроводников и добившийся в этом деле немалых успехов. Николай Николаевич – один из тех людей, кто не понаслышке знает, что такое нанотехнологии

    Фиан-информ попросил Н.Н. Сибельдина поделиться своими впечатлениями о последних событиях: реформа РАН и всё такое. В начале июля Николай Николаевич стал членом «Клуба 1 июля» – этот клуб образовали те, кто публично заявил, что не собирается подавать заявление в новую академию, которую  намереваются создать вместо РАН. Так что он относится к тем людям, которые позволяют себе иметь собственное мнение.

    Вопрос: Чем вам так не нравится новая академия, может быть, там будет лучше, чем в старой?

    Н.Н. Сибельдин: Избрание в Российскую академию наук – это высокая честь, признание твоих научных достижений высшим научным собранием страны. Согласно Уставу РАН все мы избраны пожизненно и, чтобы не случилось с Академией, до конца своих дней останемся членами-корреспондентами и академиками настоящей Российской академии наук.

    Что касается новой академии, то еще никто не привел ни одного сколько-нибудь серьезного довода в пользу слияния трех академий, а аргументов против – предостаточно. Кстати говоря, многие ведущие ученые и медицинской, и сельскохозяйственной академий, а также ВУЗов и научных организаций различных ведомств являются членами РАН.

    Вопрос: директор ФИАН академик Г.А. Месяц в Клуб 1 июля не вступил – Вы станете порицать его за это?

    Н.Н. Сибельдин: Ну, какие могут быть порицания. Каждый сам выбирает как ему поступить. Я думаю, что к нам еще многие присоединятся, когда дело пойдет к развязке. Большинство «отказников» выразило свою моральную позицию, и, прежде всего, по отношению к абсолютно оскорбительной для научного сообщества форме, в которой законопроект был явлен обществу и в нарушение всех процедур пропущен через два чтения в Думе. Такие действия как по взятому тону, так и по содержанию недопустимы в цивилизованном обществе. Например, мадам Голодец среди прочего, заявила, что цель реформы – создание «открытого, честного профессионального сообщества». Если нынешнее научное сообщество ее не устраивает, то стоит ли записывать нас в новую академию, пусть создают свою, таких академий немало было организовано в 90-ые годы.

    Что касается Вашего вопроса о вступлении в наш Клуб директора ФИАН, то мне кажется, что пока идут переговоры с властями об изменении законопроекта в приемлемую для РАН сторону, массовое присоединение академического начальства к «отказникам» преждевременно, хотя среди нас есть несколько директоров институтов и членов Президиума РАН. Геннадий Андреевич – боец, занимает принципиальную позицию по отношению к законопроекту, считая его неприемлемым, и не раз выражал свои взгляды публично. Насколько знаю, ГА – активный сторонник Фортова, принимал участие в подготовке программы, с которой Фортов шел на выборы президента. Для него вдвойне обидно, что эта программа модернизации и развития РАН может остаться нереализованной. Полагаю, что сплетни о злоупотреблениях Месяца, которые сейчас распространяются, в основном, в Интернете, появились в ответ на его активность в защите интересов РАН. Так, с конца июня в разных электронных ресурсах повторяются сведения о том, что Месяц якобы причастен к хищению 2,3 миллиарда рублей, выделенных на реконструкцию 10-го корпуса ФИАН. Этот проект создания центра высокотемпературной сверхпроводимости, инициированный Нобелевским лауреатом В.Л. Гинзбургом, поддерживается российским правительством. Строительство идет, рассчитано оно до 2016 года и до сих пор на него выделено на порядок меньше средств, чем Месяц якобы украл. Любопытно, что наши сотрудники выяснили – человека, именем которого подписан текст, в природе не существует, попытка пройти по ссылкам приводит к несуществующим сайтам. Так что даже в суд подать не на кого…

    Вопрос: Ну а как директор института Геннадий Андреевич вас устраивает?

    Н.Н. Сибельдин: Ну это уж вопрос запрещенный: Г.А.Месяц – мой начальник. Но все же отвечу. Месяц директор ФИАН в течение уже 9 лет. В свое время, когда Олег Николаевич Крохин, директорский срок которого по Уставу ФИАН заканчивался, предложил кандидатуру Геннадия Андреевича, я отнесся к этому скептически, несмотря на то, что Месяц крупный ученый (как принято в ФИАН для директорской должности) и опытный администратор. Наверное, так всегда относятся к «варягам». Но сейчас уже причислил бы его к фиановцам, он по натуре строитель, старается поддержать любую активность, любую возможность сделать в ФИАНе что-то новое. Так, для нашего Отделения физики твердого тела при его активной поддержке построена чистая «зона», оборудованная современными технологическими установками. Улучшилась поддержка научной молодежи. Я бы сказал, что при Месяце ФИАН развивается и будет усиливаться и дальше, если задуманная правительством так называемая «реформа» не остановит этот процесс.

По материалам АНИ «ФИАН-Информ»

     «Пекло» современного боя не место для солдата.
Там должны действовать
дистанционно управляемые роботы

    Солдат в бою, казармы с нелепой муштрой, огромные неэффективные армии с 10⁵-10⁶ преимущественно солдатского «личного состава», мощные пушки, ракеты, бомбы (доведенные до ядерного абсурда, несовместимого с существованием человечества) – все это вопиющий атавизм в современной цивилизации. Вся необходимая для радикального реформирования армии технология уже есть: это и разнообразные наземные, воздушные, подводные роботы, телеметрически управляемые, оснащенные всей гаммой восприятия окружающей обстановки сенсорами, обладающие достаточным искусственным интеллектом и способностью группироваться в распределенные «облачные» системы из мини- и микро-субъединиц подобно стаям птиц, полчищам крыс, косякам рыбы и т.п. Не хуже, чем живые солдаты, идущие в атаку «на амбразуру». Более того, сейчас человек с детства, играя в военные компьютерные игры, естественно готовит себя и к роли военного оператора. Но вместо этого, его часто даже после окончания института, норовят призвать в армию и поместить в казарму «чистить гальюн»... Подрывающий «собой» всех вокруг солдат-фанатик – яркий символ этого атавизма среди цивилизации 21-го века.

    Такой крупный (сравнимый по масштабу с атомным и космическим) научно-технический проект под условным названием «Армия без солдат» вполне по силам РАН, во всяком случае, в его приоритетной научно-инновационной части мог бы достойно представить лицо России в глобальном мире. В ряде институтов (Институт проблем механики, Институт машиноведения, Институт проблем управления РАН, МВТУ, МАИ, МИРЭА и др.) накоплен значительный задел в этой области. Дело только за организацией. Уверен, государство и общество предельно поддержат такой проект.

    В чем корень глубокого неуважения к РАН, вплоть до ликвидации, в России сейчас. Это четко сформулировал единственный оставшийся в России Нобелевский лауреат Жорес Алферов: «Невостребованность РАН государством»! Попробовал бы кто-нибудь так замахнуться на Академию Наук в советское время... Он столкнулся бы сразу с категорической реакцией ВПК, Минобороны и др. Такого уровня Госзаказчики определяли приоритетный статус РАН. Академическая наука принципиально отличается от вузовской ВЕКТОРОМ ГОСЗАКАЗОВ (в первую очередь оборонных): вся её чудом сохранившаяся во время безумно разрушительной Перестройки инфраструктура под это приспособлена. Вузовская наука с её разбросанными среди образовательного процесса лабораториями в принципе не может и претендовать на такой серьезный Госзаказ (только через посредство РАН). Без приоритетной востребованности государством РАН и МОН – «один черт» ... Кому нужен, по серьезному, индекс цитирования – это показатель только для векторно невостребованной государством вузовской науки (так и в США): заигрались с этим в отсутствие приоритетных госзаказов... Помню, в начале 60-х академик Л.А. Арцимович пошутил : «Наука –это удовлетворение любопытства за государственный счет». Я, честолюбивый мнс, только что пришедший в АН заниматься фундаментальной наукой, воспринял его слова буквально... Но мой учитель С.Г. Калашников деликатно обьяснил: «государство имеет право заказать ученым и остро нужный хоздоговор». С чего я и начал срочно по заказу Минобороны... После этого у меня, как и многих ученых моего поколения, долго не было «индекса цитирования» и диссертация была закрытой...

    Для того, чтобы радикально изменить нынешнюю «тухлую» ситуацию, РАН должна активно (не дожидаясь инициативы сверху) включиться в постановку и обеспечение научного руководства первоочередными крупномасштабными Госпроектами. Для начала очень подходит проект «Армия без солдат». Ведь, к счастью, Шойгу оказался умным ответственным лидером, осознавшим даже раньше, чем РАН то, что прежняя «Армия с солдатами» безнадежно устарела. В дополнение к «роботам вместо солдат» (http://indrus.in/articles/2013/01/09/russian_army_to_replace_soldiers_with_robots_21505.html) он выступил с инициативой создания «научных рот»: http://lenta.ru/news/2013/07/04/programmers/. Это, фактически, довольно примитивная, но подготовка операторов для «роботов вместо солдат».

    Далее, с учетом под корень порушенного в «угаре Перестройки» хайтека, РАН должна предложить и возглавить масштабные Госпроекты по его возрождению на опережающих мировой уровень научных принципах. Только так Россия будет иметь шанс претендовать на роль великой инновационной державы в глобальном теперь мире.

Э.Э. Годик

=================================

    Эдуард Эммануилович Годик – профессор, доктор физико-математических наук.

    В 1959 году окончил физфак МГУ им. Ломоносова. В России работал заместителем директора Института радиотехники и электроники АН СССР, директором Центра биомедицинской радиоэлектроники (1990-1993).

    В настоящее время живет и работает в США. Консультант по инновационным технологиям (с 2001 по настоящее время), ранее: консультант «Concord Venture,LLC.», «Amplification Technologies, Inc.», «MetTech, Inc.» (2001-2009), консультант «DOBI medical system» (1999-2001), президент и научный директор «Dynamics Imaging, Inc.» (1993-1999).

    Автор более 100 научных публикаций, 9 американских, 2 международных и 9 российских патентов.

    Четвертьвековой кризис, переживаемый Россией, обрушил и уничтожил многое из того, что было в основе её мощи. Одним из немногих оплотов величия России остаётся Российская академия наук, сумевшая пройти все испытания и сохранить ту креативную грибницу, которая является неиссякаемым источником идей и талантов, питающих российскую и мировую науку.                                                                                       

 

    Известно, что для выявления мировых экономических показателей широко используются такие инструменты как индексы, изменения курса которых отражает ситуацию в отраслях или на рынках. Индексы рассчитываются на основе показателей ведущих участников рынка. Для оценки ситуаций в области интеллектуальной деятельности, какой является наука, принято использовать специальные рейтинги, которые составляются так же – по показателям ведущих научных организаций.

    По ряду мнений в настоящее время достаточно полным международным рейтингом научно-исследовательских организаций является SIR (Тhe SCImago Institutions Rankings).

    SIR учитывает научный уровень учреждений, показавших наиболее значимые научные результаты. Рейтинг включает в себя 3290 научных учреждений мира, дающих более 80 % мировой научной продукции.

    Расчёт рейтинга производится по семи показателям деятельности научных учреждений, полученным из международной базы данных научных публикаций Scopus:

•  Output — общее число опубликованных научных работ;

•  International Collaboration — международное сотрудничество (по количеству совместных с зарубежными партнерами публикаций);

•  Normalized Impact — среднее цитирование научных работ организации, приведенное к среднемировому цитированию;

•  High Quality Publications — число научных работ, опубликованных в самых авторитетных журналах (издания, входящие в верхний квартиль распределения по авторитетности в соответствии с рейтингом SCImago Journal Rank SJR по научным областям);

•  Specialization Index – соответствие тематики научных работ специализации организации;

•  Excellence Rate — число работ, опубликованных в изданиях, входящих в десятку наиболее цитируемых в мире (по научным областям);

•  Scientific Leadership – число опубликованных научных работ, авторы которых указывают свою принадлежность к организации.

    По результатам 2012 года в рейтинг SIR вошли 34 российских научно-исследовательских организации (см. таблицу 1, источник:   http://www.scimagoir.com/). Прочное первое место среди российских организаций здесь занимает РАН, получившая третье место в общемировом рейтинге SIR. Идущий следом в российском рейтинге МГУ им. М.В. Ломоносова (второе место), в общемировом рейтинге SIR занимает уже 105 место.

Таблица 1 – Фрагмент рейтинга SIR с указанием позиций российских институтов

    Стоит обратить внимание на то, что в настоящее время нескольким российским университетам выделены значительные бюджетные средства на подкуп рейтинговых агентств, с тем, чтобы «приподнять» эти университеты в международной «табели о рангах». Трудно логически объяснить тот факт, что наиболее высоко в мире оцениваемая российская научная организация – Российская академия наук – в самой России почему-то считается «неэффективной».

На фото: Золотая медаль лауреата Нобелевской премии в области физики и химии

    Другим важным показателем мирового признания является вхождение российских учёных в список лауреатов Нобелевской премии. За период с 1904 г. Нобелевской премии были удостоены следующие российские учёные, деятели культуры и общественные деятели (в т.ч. – не граждане России).

Таблица 2 – Российские и советсткие ученые, лауреаты Нобелевской премии

 В таблице выделены лауреаты Нобелевских премий в области физики и химии

    Таким образом, из всех 26 перечисленных «русских» Нобелевских премий 15 премий получены учёными, работавшими в системе АН СССР и РАН.  

    Немаловажно, что в области естественных наук все 14 Нобелевских премий принадлежат сотрудникам Академии наук, для которой, к сожалению, механизм обратного отсчёта времени уже запущен.

В.Жебит, АНИ «ФИАН-Информ»

(Интервью с заместителем директора ФИАН, д.ф-м.н, профессором В.Н. Неволиным)          

    Речь пойдет о присуждении ученых степеней кандидата и доктора наук. Так получилось, что директор ФИАН академик Г.А. Месяц в течение длительного периода был Председателем Высшей аттестационной комиссии (ВАК), а заместитель директора ФИАН профессор В.Н. Неволин – в тот же период был Главным ученым секретарем ВАК. К кому, как не к ним, обратиться журналистам ФИАН-Информ с вопросами о том, как они оценивают последние скандалы с фальсификацией присуждения ученых степеней, как изменялась работа ВАК и стоит ли вообще государству заниматься аттестацией. В ответ на наши вопросы мы получили материал, который отнюдь не сводится к настоящему интервью, мы рассчитываем продолжить обсуждение и рассчитываем на интерес других журналистов к мнению людей, которые, на наш взгляд, лучше многих разбираются в вопросе.

    Вопрос: Владимир Николаевич, скажите прежде всего, были ли Вы удовлетворены своей работой в ВАК? Как бы оценили этот период в целом?

    В.Н. Неволин: ВАК, как система, реформировался неоднократно. Когда к руководству ВАКом пришёл академик Г.А.Месяц, он начал реализовывать задуманную им реформу с Постановления Правительства от 2002 года^[1], где чётко разделялись функции оценки научных работ научным сообществом и наблюдения за соблюдением процедуры аппаратом ВАК. Позволю себе напомнить, что в 1998 году, в ходе предыдущей административной реформы, Государственный высший аттестационный комитет был упразднён, а его функции были переданы Министерству образования РФ. Именно в период, когда ВАК возглавлялся Г.А. Месяцем, были приняты Положение о Высшей аттестационной комиссии, Положение о диссертационном совете и всё, что и сегодня продолжает оставаться основой.

    Никак не могу назвать нашу работу того времени рутинной. Безусловно, проводилось много организационных мероприятий, скажем, были разработаны паспорта всех научных специальностей, программы кандидатских экзаменов, обновлен состав экспертных советов и так далее. Но главным было все-таки другое. Мы стремились к тому, чтобы присуждение степени или присвоение звания стали элементами нового гражданского общества. Когда мы говорим о системе государственной аттестации, мы должны помнить, что система эта состоит из двух частей – «научного сообщества», которое оценивает научные работы, и «аппарата», который осуществляет делопроизводство и ни во что другое лезть не должен, особенно в таком вопросе как аттестация кадров.

   Эта система, которая была создана Г.А. Месяцем и В.М. Филипповым^[2], при определённом участии на первых этапах В.В. Козлова, сводилась к тому, что были обозначены чёткие и ясные полномочия, и министр не вмешивался, если решался вопрос научного содержания, но в тоже время министр мог всегда выровнять ситуацию, если это было необходимо.

    Таким образом, работал «треугольник»: научное сообщество (председатель ВАК академик Г.А. Месяц), аппарат (министр образования РФ В.М. Филиппов) и главный учёный секретарь ВАК и одновременно – зам. министра В.Н. Неволин. Такая система была устойчивой, она в принципе не допускала сколь-нибудь существенных промахов в осуществлении государственной аттестации.

    Именно на этот период пришёлся, например, самый большой показатель по отказным работам (7 %). Злободневным вопросом на тот период была номенклатура специальностей, которой до этого всерьёз в ВАКе никто не занимался. Теперь же, при участии широкой научной общественности, эта номенклатура была существенно сокращена и скорректирована. Кстати сказать, эта очень сложная и громоздкая работа была проведена комиссией ВАК во главе с академиком В.Е. Фортовым.

    Теперь – важный вопрос, – ещё в конце 50-х годов существовало правительственное решение, которое запрещало защиту диссертации людям, напрямую не связанным с наукой, которые являются лишь административными работниками. В наше время чиновникам не возбраняется готовить и защищать диссертационные работы. Но в период работы Г.А. Месяца было введено следующее правило – человек не из науки, после защиты на соответствующем диссертационном совете, вызывался в экспертный совет ВАК и, фактически, проходил ещё одну защиту своей работы.

    Например, такой известный политик как В.В. Жириновский, после  защиты докторской на диссовете в МГУ, был вызван на экспертный совет ВАК, и в течение 5 часов отвечал на вопросы по своей диссертации.  В итоге степень ему была присуждена тайным голосованием собрания людей, на которое вряд ли кто-то мог оказать давление. Это стоит учитывать тем людям, которые априори считают, что эпатажный образ Жириновского заведомо означает фиктивность его защиты. Стоит обратить внимание на то, что Владимир Вольфович уже в течение почти 25 лет играет определенную роль в российской политике и показывает результаты на выборах, которые некоторым его критикам и не снились.

    Губернатор Новгородской области М.М. Прусак после защиты диссертации по экономике 3 часа отвечал на вопросы членов экспертного совета, которые слушали его с нескрываемым интересом, ибо это была удивительная по новизне работа, проявившая огромную эрудицию диссертанта.

    Блестяще была защищена работа диссертанта В.М.Кресса – губернатора Томской губернии, а также некоторые другие. Иногда на такую встречу в экспертный совет вызывались и председатели диссертационных советов, где были защищены диссертации известных людей, а также официальные оппоненты по этим диссертациям.

    Вопрос: Вы приводите положительные примеры. Назвали процент работ, не прошедших фильтр защиты – 7 %. Но неужели не было заведомо слабых работ, которые всё-таки этот фильтр прошли?

    В.Н. Неволин: Что касается таких, из ряда вон выходящих случаев, они в те времена, конечно же, были. Помню ситуацию, когда мы вынуждены были лишить звания профессора сразу 7 человек. Причём решение было принято по конкретным материалам на Президиуме ВАК и обнародовано буквально в следующем номере бюллетеня ВАК. Это обстоятельство не афишировалось в средствах массовой информации, как это сейчас делается по поводу инцидента, возникшего в МГПУ. Можно сказать одно, –  система работала в тех условиях, которые были определены постановлением Правительства от 2002 года, и она непрерывно совершенствовалась.

    Сегодня мне видится, что та система, которая существовала в тех наших условиях, была более логичной и продуктивной. В частности, вся система диссертационных советов разбивалась на 3 категории: первая – базовая, в которую входили организации, которые у нас не вызывали никаких сомнений, включавшая 2 тысячи советов (сейчас у нас таких диссоветов 3,5 тыс.). Вторая – так называемая, резервная сеть, в ней были те советы, которым разрешалось работать 1-2 года, после чего проводилась аттестация этих советов с позиции их дальнейшей судьбы – перевода в первую категорию или в третью, где разрешались только разовые защиты.

    Когда я собирал аппарат ВАК, то говорил приблизительно следующее: «Мы с Вами находимся на сквозняке, поэтому  рекомендую не простужаться, но если это произойдёт, – попробуем лечить терапевтически, если не выйдет, значит – хирургически».

    Было бы нелепо утверждать, что в то время не могла быть утверждена слабая диссертация или даже фиктивная. Слишком велик был поток представляемых к утверждению работ. Однако все возможности реакции на мнение научного сообщества существовали и применялись.

    С тех пор ситуация изменилась, причем изменилась двояко. С одной стороны, технологическое совершенствование привело к тому, что научное сообщество может непосредственно реагировать на те или иные события в области аттестации. В частности, в 2006 году было введено требование о размещении в Интернет авторефератов диссертаций. Научное сообщество получает существенно больше информации о том, кто и что защищает.

    Однако одновременно возможности контроля и реакции на мнение научного сообщества сильно ослабли.  ВАК никого не имеет права вызывать, экспертный совет не имеет теперь таких полномочий, он не может вызвать, чтобы выяснить какие-то моменты. Причём, не только соискателя, но и представителей того звена, которое определяет: хороша диссертация или плоха, «достоин» или «не достоин». Характерно, в последнее время, к моменту своего ухода, заместитель министра Ливанова господин Федюкин, по сути, был единственной инстанцией, где подписывались все документы, касающиеся утверждения защищённых диссертаций, в том числе дипломы, аттестаты и т.д. Я к тому, что сравнивать ситуации при заведомо неравных условиях нельзя.

    Вопрос: То есть Вы видите тенденцию лишения научного сообщества какой-либо самостоятельности, тенденцию переноса «центра тяжести» на бюрократический аппарат?

    В.Н. Неволин: Именно так. Повторю, что не исключаю ошибок в тот период, когда был Главным ученым секретарем ВАК, однако в тот период мы старались повысить роль научного сообщества и тем самым уменьшить количество того, что можно назвать ошибками. В настоящее время господствует тенденция отстранения научного сообщества от участия в принятии решений, связанных с их деятельностью. Обратите внимание на так называемый закон о  реформе РАН – именно в этом его главный стержень.

    Вопрос: Несколько лет назад была некая скандальная история, когда было обнаружено несколько аутентичных диссертаций. Была аналогичная ситуация в Германии, когда ушёл министр обороны. Страницы его диссертации совпадали со страницами определённых книг, их обнаружилось около 80-ти. И никакого судебного процесса не было, просто он ушёл в отставку. Как может выглядеть процесс обнаружения таких ситуаций у нас?

    В.Н. Неволин: У нас такой системы, которая проводила бы прямое сопоставление на базе какой-то программы, не было. Но в экспертных советах проверка на повторяемость ставилась в качестве одного из основных требований. Хотя я не могу утверждать, что мы не упускали работ, которые грешат повтором.

    Сейчас идёт обсуждение проблемы плагиата, но на самом деле этим вопросом задавались и мы, работая в ВАКе. Мы старались обсуждать такие вопросы с ведущими специалистами, которые в принципе и должны создавать такой инструментарий. Одно дело, создавать систему антиплагиата при оформлении курсовых проектов, другое  – анализирование на «антиплагиат» работ на уровне кандидата наук, не говоря уже о докторе.

    К примеру, свою докторскую я защищал в 1986 году. В то время докторскую диссертацию по физико-математическим наукам защитить без ста публикаций считалось не очень приличным. Кроме того, человека должны были знать в научных кругах и знать его работы. Попросту говоря, в то время каждого доктора  знали в лицо, а сейчас даже по фамилии с трудом могут распознать.

    К сожалению, научное сообщество также затрагивают те процессы, которые идут по всей стране, оно становится неоднородным, и я бы даже сказал, разнородным, когда люди в разных местах, в разных институтах руководствуются разными квалификационными и моральными критериями.

    Вопрос: Есть ли вообще смысл ставить вопрос об аттестации кадров, когда научное сообщество разваливается на кусочки?

    В.Н. Неволин: Если идёт расчленение, распад на отдельные фракции и они становятся малопредставительными, нужно включать технические приёмы, способные гарантировать ситуацию от ошибок. Как только вы такую систему начинаете расчленять, теряется главное - вы неминуемо придёте к совершенно разному толкованию как предмета диссертации, так и результатов, полученных в ней, и т.д. и т.п. И тогда мы получим: «московский кандидат наук», «санкт-петербургский кандидат наук», «читинский»… Никто не спорит, что систему надо совершенствовать, но отказываться от неё нельзя, особенно в тех условиях, когда ставятся глобальные задачи и когда действительно нужно подготовить кадры высшей научной квалификации.

    Мое мнение следующее: если вы хотите усугубить ситуацию, то можете перенести процесс аттестации полностью на уровень отдельных университетов и институтов.

    Вопрос: Иными словами, если вы хотите иметь хороший уровень кадров, – извольте содержать государственную систему аттестации?

    В.Н. Неволин: В 1918 году решением Совета народных комиссаров ВАК был упразднён и до 1934 года такой системы аттестации не существовало.  Но, когда в 1934 году особенно остро стояла задача индустриализации страны, вдруг схватились: а кадры-то где? Профессора, правда, есть, но они спичками торгуют…  Была поставлена задача составить такие правовые документы, которые отличались бы от норм, существовавших в царское время. Огромное количество светлых голов пыталось это сделать, но вынуждено было признать, что ничего нового придумать нельзя. И в 1934 году ВАК был воссоздан по образцу прежнего.

    Вообще, у Высшей школы есть свой определённый взгляд на эти вещи, у РАН – свой, а вот когда они спорят между собой и в конце концов принимают общее решение, это, на мой взгляд, – почти идеально. Кстати, Г.А.Месяц придерживался именно этого мнения, по этому принципу он формировал состав пленума ВАКа и неукоснительно его соблюдал на протяжении всей работы.

    Вопрос: Высшее образование всегда считалось элитарным. Увеличение его доступности, снижение планки, которую надо преодолеть на пути к высшему образованию, повлекло всё то, что мы имеем сегодня. Не кажется ли Вам, что все беды идут от облегчения доступа к знаниям, то бишь в элиту общества?

    В.Н. Неволин: По этому поводу я должен сказать следующее. Можно критиковать ВАК и госсистему аттестации сколь угодно долго, но не надо забывать, что ВАК и сама госаттестация, на самом деле,  является конечной стадией процесса подготовки кадров. Иногда количество вузов увеличивается беспредметно, ибо не было чёткого планирования и контроля притока специалистов с высшим образованием в каждую из сфер деятельности. Соответственно увеличивается количество аспирантур и диссертационных советов, которые начинают выдавать диссертации «на гора», ибо это – продукт их деятельности.

    Для меня до сих пор не ясно, почему Министерство образования и науки продолжает содержать аспирантуру как основное звено подготовки кадров высшей научной квалификации в составе образовательного  цикла. Мало того, что у нас сейчас есть бакалавриат и магистратура, так уже и аспирантура сделалась третьим образовательным уровнем. А если это - образовательный уровень, то вопрос о защите диссертации уже может и не ставиться. Но каждый образовательный уровень всегда предполагает выдачу соответствующего документа после его окончания, а с аспирантурой что? Придумали некую справку, или, как я её называл в то время, - «справка о том, что ты стал умнее».

    В 1942 году, когда война была в разгаре, правительство, тем не менее, решало вопрос о совершенствовании аспирантуры. Именно тогда было подчёркнуто, что «главная задача аспиранта: подготовить и защитить диссертацию». То есть тогда никто не сомневался, что аспирантура это научный уровень.

    В недавние годы все мы имели возможность наблюдать всплеск деятельности так называемых народных академий, особенно отличалась на этом поприще так называемая Академия информатизации, открывшая советы, присуждавшая степени, выдававшая дипломы, похожие на дипломы государственного образца, присуждавшая докторские степени, и профессорские звания. За время, пока я работал в ВАКе, мне пришло более двухсот заявок с просьбой подтвердить выдачу ВАКом того или иного диплома. В подавляющем большинстве случаев приходилось отвечать: «Такой диплом не выдавался, Вас обманули!». После чего  заявители искренне удивлялись: «Как же так, мы ведь заплатили деньги?!».

    Опять же, именно по инициативе Председателя ВАК академика РАН Г.А.Месяца и Министра образования РФ академика РАО В.М.Филиппова с привлечением Генеральной Прокуратуры РФ была проведена акция против действий таких академий, которая дала положительные результаты.

    Я хочу сказать следующее, хоть может это и предельный вариант. В ситуации, когда дробится система государственной аттестации, всё это, в конце концов, может привести к тому, что  в каждом подземном переходе можно будет стать и доктором, и профессором.

В. Жебит, АНИ «ФИАН-Информ»

Очень многие люди высказываются сейчас на темы, связанные с реформированием РАН. АНИ «ФИАН-Информ» удалось получить короткое интервью Нины Ивановны Гинзбург, вдовы нобелевского лауреата Виталия Лазаревича Гинзбурга. Стоит отметить, что Нина Ивановна в свое время специализировалась в области сверхпроводимости, некоторые ее работы 60-х годов прошлого века обильно цитируются до сих пор.

    Нина Ивановна, скажите, насколько внимательно Вы следите за событиями вокруг начатой правительством реформы РАН и что Вы об этой реформе думаете?

    Начнем с того, что, когда десятки лет большинство моих друзей и знакомых либо непосредственно работали в тех или иных институтах РАН, либо иным образом были связаны с РАН, я не могу не следить за событиями. И прежде всего скажу, что если бы Виталий Лазаревич еще был жив, то сейчас он бы умер второй раз. Он бы не вынес того оскорбительного и уничижительного отношения к академии, которое было явлено в конце июня – начале июля. Вывод напрашивается простой: современной России ни наука, ни исследовательская работа не нужна в принципе.

    Стоит обратить внимание – а я до сих пор ни в одном из откликов на события этого не слышала – что, независимо от того, как дальше пойдет реформа РАН, сфере разработок и науки в России уже нанесен большой ущерб. Сама манера, в которой эту реформу запустили, «умножает»  авторитет академиков на ноль. А без авторитета, научных школ, развитых и поддерживающихся традиций наука не живет. И многие люди, способные получить в этой сфере достойные результаты, сейчас будут понимать, что будущего в России у них нет.

    Нина Ивановна, Вы полагаете, что работа Российской академии наук не требует реформы?

    Я, собственно, только что говорила Вам не о том, что делается или предполагается сделать, а о том, как это было сделано. В нормальной же ситуации есть вполне достаточное количество того, что можно в академии усовершенствовать. Помню, с каким рвением Виталий Лазаревич готовил некоторые изменения в устав РАН, одна из его последних публикаций в Вестнике РАН именно посвящена тому, что можно было бы в работе РАН усовершенствовать. Скажем, ввести возрастные ограничения при занятии руководящих должностей, оставить не более двух сроков пребывания на всех выборных должностях. Но я бы сравнила эту работу с работой садовника, который старается, чтобы у него все хорошо росло, а не с работой лесоруба, который весь сад сносит.

    Невозможно относиться серьезно к уверениям в том, что наиболее одиозные детали реформы отменены, что академия не ликвидируется. Все то, что озвучивает Ливанов, как раз означает ликвидацию Академии наук. Если Ливанов называет РАН полуфеодальной организацией, значит ему милее рабовладение.

По материалам АНИ «ФИАН-Информ»

В Физическом институте П.Н.Лебедева РАН (ФИАН) прошли собрания, посвящённые событиям вокруг Российской академии наук. Прилетевший с конференции в Италии руководитель сектора математической физики академик В.Е.Захаров собрал в конференц-зале  «Клуб 1 июля».

    Во второй половине дня научные работники ФИАН и прибывшие представители других институтов РАН собрались в конференц-зале института для обсуждения ситуации и проекта обращения учёных РАН к руководству страны. К этому времени подтянулись представители прессы и эфирных СМИ. Весь процесс обсуждения шёл, фактически, «на камеру».

    Со стороны группы актива собрания была заявлена цель – подготовка поправок и развенчание «смысловой благоглупости», содержащейся в проекте закона о реформе РАН, обсуждаемом в Госдуме. Ведущий собрание академик В.Е.Захаров внезапно заявил, что в появлении этого нелепого законопроекта есть и определённый положительный момент – ситуация, наконец, привлекла внимание широкой общественности страны к проблемам отечественной науки. Появилась, наконец, возможность говорить о науке, будучи уверенным, что тебя слушают. Из зала, с мест, однако, прозвучали мнения, что «слушать – не значит слышать».

     Возглас с места: «вся эта борьба – все равно, что с голыми руками против бейсбольной биты!»

    События вокруг РАН вызвали неоднозначную реакцию как общественности, так и СМИ, хотя многие отмечали, что разница во мнениях – это всё же не равнодушие. В качестве недавнего примера реакции медийной среды была упомянута статья Ю.Латыниной, где автор приводит целый список выдающихся российских учёных, которые, несмотря на заслуги, так и не были избраны в члены РАН. Академик В.Е.Захаров поясняет, что, если рассмотреть каждый случай в отдельности, картина меняется на противоположную, например, Г.Перельмана не избрали, т.к. от него просто не поступило заявления, А.Гейм – не гражданин РФ…   и так далее. Подобные причины можно найти и во всех остальных случаях, перечисленных в упомянутой публикации, и если такие вещи пишут талантливые, здравомыслящие журналисты, значит, имеет место сильно искажённое представление о ситуации в российской науке.

    Возгласы с места: «да всё они прекрасно понимают»!  Далее – целый шквал мнений.

– В последнем номере «Новой газеты», в статье об Академии пишут «большинство российских молодых исследователей идут в эмиграцию или в исследовательские университеты, а не в Академию наук, т.к. в России Академия всегда была традиционно отделена от ВУЗов. Не пора ли перенять опыт других стран, где фундаментальная наука объединена с ВУЗовским образованием и центрами генерации нового знания?.

 – То, что происходит с Академией, является следствием либерального курса в стране. Те люди, которые проводят этот курс, совершенно не видят последствий, они говорят с нами на разных языках.

 – В Советском Союзе упор делался на развитие собственных технологий, после 1991 г. был взят новый курс, и было сказано, что собственные технологии не нужны, дешевле их покупать. Отсюда вытекает мнение, что собственная наука не нужна, а, значит, не нужно и соответствующее образование.

 – В СССР большая наука использовалась прежде всего в гонке вооружений – разработок вооружения и космических систем, поэтому она была востребована. Сейчас этого не хотят понимать.

     Возглас с места: «Поэтому ракеты и падают!»

 – Сейчас власть интересуют финансовые выгоды, а не технологические. А мы занимаемся технологиями. Отсюда и разное понимание, и разговор на разных языках. Сегодня главный лозунг – «Быстрая прибыль!». С точки зрения этого курса, Академия – неэффективна. В этом и заключена вся проблема. С этого и нужно начинать рассуждать. И если мы сейчас скажем, что это не наше дело, наше дело – наука, то никто за нас это не сделает, и нас никто не поймёт.

На фото: Академик В.Е. Захаров на бриффинге для прессы

     Внезапно со стороны представителей СМИ поступила просьба – переключиться на интервью для СМИ, чтобы успеть к выпуску вечерних новостных блоков. Сильное напряжение, исходившее от молодых представителей СМИ, свидетельствовало не только о важности события, но и о небывалом до сих пор всплеске интереса к проблеме российской науки со стороны молодого поколения российских граждан.

    Дальше всё внимание СМИ сфокусировалось на вышедшем в фойе академике В.Е.Захарове – зав. сектором математической физики ФИАН, зав. лабораторией нелинейных явлений Новосибирского университета, профессоре Аризонского университета (США).

Вопрос: Что Вас конкретно не устраивает в рассматриваемом законопроекте? и как «Клуб 1 июля»  собирается с этим бороться?

В.З.:  «Клуб 1 июля» не следует понимать слишком буквально. Это не организация, а просто сообщество единомышленников. Но бороться мы будем следующим образом. Мы написали письмо в Президиум Академии – больше 40 подписей знаменитых учёных, таких как Алфёров, Некипелов – с предложением созыва внеочередного собрания Академии наук до заседания Госдумы, где будет рассматриваться этот закон. На этом собрании могут произойти достаточно интересные вещи.

Вопрос: С чем Вы конкретно не согласны в этом законе?

В.З.: Абсолютно со всем! Начиная с того, что сам закон не понятно, чем мотивирован, и я не вижу никаких разумных соображений по поводу его появления. Не вижу разумных соображений слияния с сельскохозяйственной и медицинской академиями. Всё это приведёт только к хаосу и продолжительной неразберихе. Сейчас решаются принципиальные вещи: пойдём ли мы по цивилизованному пути, или по пути авторитарному. Мне могут сказать, пойти по цивилизованному пути – это всё сделать как в Америке. Я знаю – как в Америке, там ничего похожего нет, и нам всё это не подходит и устраивать «как у них», нам никоим образом нельзя. Почему Европа стала лидером в науке, – потому, что европейские университеты были независимыми, они придерживались принципов самоуправления. Российская Академия наук сейчас – самая демократическая организация в России, здесь ещё сохранилось самоуправление: всё руководство – выборное. Когда я об этом рассказал Л.Радзиховскому, – он крайне удивился, он об этом не знал. Вот почему мы защищаем академические свободы, – чтобы не допустить превращения Академии в казарму. Когда руководством институтов займутся чиновники – люди малограмотные, ничего не понимающие в науке, – это приведёт к хаосу, возникнет колоссальное противостояние между учёными и теми, кто ею управляет. Молодёжь будет уезжать, старики – умирать раньше времени от безысходности. Вообще, вся эта затея с законом – имитационная деятельность вроде переименования милиции в полицию, введения зимнего времени, а потом отмены…  Всё это – создание видимости государственной деятельности. То, что хотят сделать с наукой, – гораздо серьёзнее, это губительно для науки. Против этого мы и восстаём. Сейчас стоит вопрос не столько об Академии, сколько о будущем России – о цивилизованном будущем России.

В.Жебит, АНИ «ФИАН-Информ»

    Традиционно материалы Фиан-Информ были посвящены науке, ученым и их деятельности. Однако модная волна реформирования и слома старых традиций не обошла и ФИАН. А потому, проведя кратковременную реорганизацию материалов, мы решили написать не совсем о науке. Хотя и о жизни в непосредственной близости к ней …

    В последние дни российской науке вдруг стало уделяться внимания едва ли не больше, чем за все прошедшие десятилетия и даже столетия. Кто и что только не говорит о нашей науке и ученых. Много голосов pro et contra реформы РАН, много различных аргументов. Признаться, даже люди, непосредственно живущие в этой среде и знающие о ней больше, чем кто либо – ученые, и те стали сомневаться: а правильно ли они живут? Вдруг и правда все это время они все делали неправильно, и существующая система, выкристаллизованная и выверенная веками, только мешает им эффективно работать? И все достижения, которые были, есть и продолжают рождаться и расти в недрах РАН – всего лишь плоды случайностей, появившиеся скорее вопреки системе, а не благодаря ей?

    Задались этим вопросом и корреспонденты ФИАН-Информ, решив выяснить мнение о предлагаемой реформе не у ученых, но и не у людей с улицы, а у человека, который достаточно длительное время живет бок о бок с наукой. Собеседником ФИАН-Информ стал заместитель директора ФИАН по административно-хозяйственной деятельности Юрий Васильевич Грицаев – человек, который, по его же собственным словам, «к науке никакого отношения не имеет».

Юрий Васильевич, расскажите, пожалуйста, о Вашем отношении к предлагаемой реформе РАН.

Ю.В.: Такая внезапность и поспешность введения законопроекта в Думу наталкивает на мысль, что кому-то надо срочно показать, что они могут не только ошибаться, – я имею ввиду реформирование Министерства обороны и пенсионную реформу, – но и правильные решения какие-то принимать. Ну и прикинули – где еще поэкспериментировать? Направлений таких не очень-то много осталось. А вот Российская академия наук подходит. Тем более, последнее время стали проявляться проблемы, связанные с наукоемкими технологиями. Вот, например, ракеты, которые то взлетают, то падают… На этом фоне нужно что-то решить и быстро очень… К тому же, вроде как академики не могут сами разобраться, как им двигаться дальше.

    Отдельный вопрос вызывают и авторы этого законопроекта, среди которых – ни одного человека, хотя бы часть жизни проработавшего в сфере науки, не говоря уже о постоянном участии в ней. И вот эти люди могут спокойно рассказывать и объяснять тому же самому президенту РАН академику В.Е. Фортову, академику и Нобелевскому лауреату Ж.И. Алферову, академику Г.А. Месяцу – людям, которые всю жизнь в науке, – как им следует жить и работать… Хотя бы посоветоваться можно было, спросить: «В каком направлении нам двигаться?»

    Говорят, что ученые занимаются несвойственными им направлениями. Допустим, «они на хозяйстве находятся». Кто у нас на хозяйстве находится? Ученые?!

    Посмотрим на примере нашего института – самого крупного института в РФ, исследовательского центра с мировым именем. Возглавляет его директор института, академик, человек, который всю свою жизнь посвятил науке. Кто у него заместители? Естественно – ученые. В том числе, на хозяйстве кто сидит? Грицаев Юрий Васильевич. Я – ученый? Нет. Что, я имею меньший опыт хозяйственной работы, чем кто-то либо, даже, например, в правительстве? Да нет. Работал директором завода, до этого – тоже на хозяйственной деятельности. У меня – чисто хозяйственный взгляд по всем проблемам в институте. Меня и Г.А. Месяц пригласил сюда на работу, чтобы я занимался хозяйственными вопросами. Я и занимаюсь этими вопросами с тем, чтобы нашим ученым было легче все вопросы решать.

    Для этого целая команда работает, и работают далеко не какие-то там дилетанты, а хозяйственники. Вот я вспоминаю сейчас свое бывшее производство и думаю: «Ну, у нас были кадры намного слабее, чем здесь сейчас имеются». Так что ссылка на то, что ученые якобы отвлекаются от своих прямых обязанностей, чтобы заниматься коммунальными расходами или другими хозяйственными делами, звучит довольно странно.

    Другое дело, что такому институту как ФИАН, скажем, на 2013 год выделили около 10 миллионов рублей на цели капитального ремонта. Реальная годовая стоимость обслуживания имеющегося в институте имущественного комплекса примерно в 10 раз больше. Так что и хозяйственники, и ученые крутятся как на раскаленной сковородке, чтобы только закрывать постоянно возникающие «дыры». И вряд ли кто-то со стороны сможет улучшить положение дел.

    Я думаю, что в других институтах дела обстоят также. Может быть, не хватает более опытных хозяйственников, но это уже другой вопрос – вопрос подбора кадров, но никак не структуры самой по себе.

Но с Вашей точки зрения, как человека, скажем, с одной стороны и не научного, но в то же время – в науке, к чему может привести такая реформа вообще?

Ю.В.: К чему она может привести? Не могу сказать, что – к хорошему. Это точно.

    Допустим, если кому-то не нравится название должности, что директор института, его руководитель, – это ученый, ну назовите его председателем Совета института, но возглавлять структуру должен все равно человек из научной среды. Любую институтскую структуру должен обязательно возглавлять ученый, который видит, и это понятно, основные, стратегические, направления развития института… Если, например, нужно увеличить лабораторию или провести реконструкцию, здесь уже специалист должен помочь ученому: что для этого нужно сделать – построить корпус, допустим, завезти требуемое оборудование… Хозяйственник – это приложение к научно-исследовательскому институту, он должен обеспечивать нормальную работу научных работников, решать их проблемы. Когда ученый не может найти путь, хозяйственник ему помогает.

Говоря иными словами, во главе профильного учреждения должен стоять соответствующий по профилю начальник…

Ю.В.: Конечно. Обязательно! Кто видел, чтобы, например, финансист хозяйственные вопросы решал: какого диаметра трубы нужны, какую реконструкцию сделать и т.д.? Да нет, конечно. Для этого есть специалисты.

    А так что у нас получится? Сначала мы будем лабораторию отстраивать, а потом спрашивать «А мы ничего так, здорово построили? Вам подойдет?» А ученый скажет: «Вы знаете, она кому-нибудь другому может и подойдет, а мне – нет: в соответствии с моими задачами вот здесь должно было быть сделано так…». То есть каждый свой шаг хозяйственник должен согласовывать в соответствии с пожеланиями ученого. Выгоднее, когда научный работник приходит и смотрит, и по ходу нашей работы какие-то корректировки вносит. Это нормальное состояние.

    Я, конечно, далек от мысли, что все руководители институтов такие идеальные, и только наукой занимаются, а у них есть заместители, которые занимаются профессионально хозяйством. Но это требует не совершенствования структуры, а детальной кадровой работы, ликвидация же Академии такую работу надолго остановит.

Если рассматривать ФИАН как некую модель Академии наук, и Вам сказали: «Что нужно сделать, чтобы институт задышал, развернулся в полную силу, стал еще более эффективным?», что Вы бы предложили? Именно на Ваш взгляд, не ученого…

Ю.В.: Ну, во-первых, больше доверия, но это – отдельная тема. А в целом – финансирование. Я, например, считаю, что финансирования вообще никакого нет, ну или очень недостаточное, а поэтому мы должны сами как-то выживать. Вот и выживаем, допустим, одно из направлений – аренда, совместная деятельность, гранты и т.д.

Кстати, к только что сказанному. Очень часто можно слышать: «Эти ученые возмущаются, потому что у них пытаются отобрать кормушку, они на этом хорошо зарабатывают себе: на аренде, контрактах» и т.д., и т.п. С теми же арендами…

Ю.В.: Это просто надо было некоторым людям пройти на экскурсию и посмотреть, в каких условиях иногда работают наши ученые! В кошмарных условиях! Конечно, нужно создавать, чтобы нормальные были условия. Но… откуда деньги? Денег – нет.

    Вот посмотришь на наш сайт… Там же не сказано, в каких условиях эти лаборатории находятся, что последний ремонт помещений сделали 30 лет назад. Ну, нет денег.

    Но наши ученые – они настолько адаптированные, они работают в таких условиях. И причем, сколько много всего сделано. Ну, думаешь, работа просто кипит и там отличнейшие условия! В самом деле, на фотографиях там все красиво.

    У нас на самом деле есть хорошие, нормальные лаборатории. Приятно: зайдешь – и прямо душа радуется. Возникает вопрос – откуда деньги? Например, когда отделение выиграло грант, у них деньги появились, и они, естественно, стараются сразу улучшить условия, приборы купить, ремонт сделать… Все здорово, все красиво. Но это какой-то оазис, отдельно взятый. Иногда идешь по корпусу, смотришь – дверь, такая хорошая, красивая. И думаешь: «О, здесь хорошо! Здесь, видимо, грант какой-то выиграли…» Вот так и выживаем.

    И при все этом нас еще с кем-то сравнивают: «Давайте с американцами сравним, а давайте – с французами». Но модели-то разные… Может, наоборот, стоит о нашей модели подумать другим. Потому что наша модель развития науки имеет невероятную выживаемость! Я имею ввиду, если сравнивать финансирование…

***

    Во время разговора с Юрием Васильевичем, я вдруг вспомнила случай, рассказанный моим научным руководителем. В 90-х годах в один из наших ВУЗов с деловым визитом прибыла делегация японских ученых. И вот, когда они шли по полутемным и обшарпанным коридорам, взгляд японцев упал на пол: старый, потрескавшийся, местами облезлый паркет, с червоточинами и обломанными, вывалившимися дощечками. Моему руководителю стало стыдно и он, чтобы сгладить неловкость ситуации сказал: «Этот пол сохраняется здесь со дня основания здания, которое было построено в конце XIX-начале XX века!» Японцы уважительно посмотрели сначала на него, потом на пол (который и выглядел как раз лет на 100): на Востоке очень чтут традиции и уважают тех, кто их хранит...

    К слову сказать, соглашение о научном сотрудничестве было заключено – все-таки наши научные традиции вызвали у японцев большее уважение, чем традиционные полы. Вот только пол так до сих пор и не починили: денег нет, все в какие-то мегапроекты вложено. И далеко не научные: реорганизация административного аппарата, изменение структуры управления, потом отмена изменений; из недавнего – формирование федерального университета, в котором на протяжении последних 3 лет каждые полгода проходит учреждение или упразднение административных подразделений и должностей. И все, заметьте, с целью повышения эффективности научного потенциала университета.

    А наши ученые так до сих пор и хранят традиции, своими собственными силами и средствами поддерживая имидж страны и не давая отечественной науке пойти на дно…

Е.Любченко, АНИ «ФИАН-Информ»

==============

Грицаев Юрий Васильевич окончил Томский политехнический институт им. С.М. Кирова в 1977 году по специальности инженер-механик. Начав свою трудовую карьеру с мастера участка завода металлорежущих инструментов, в 1989 году стал директором завода «Эталон». В 2005 году по приглашению директора ФИАН, академика Г.А. Месяца пришел в институт сначала в должности помощника директора по инвестициям, а затем – зам. директора ФИАН по административно-хозяйственной деятельности.